В музейном собрании мебели в Остафьеве хранится мемориальный ломберный столик. Среди немалого числа сохранившихся предметов обстановки из усадебного дома князей Вяземских, он единственный удостоился владельческого автографа.
По технике исполнения, столик относится к наборной мебели. Технику наборного дерева – маркетри специалисты сравнивают с разноцветной мозаикой. На поверхность предмета наклеивались тонкие, различные по форме, текстуре и цвету пластины из ценных пород дерева по заранее намеченным эскизам. Изготавливалась такая мебель на заказ в единственном экземпляре или, в крайнем случае, в парном варианте, именно поэтому ее отличала неповторимость и уникальность и она наиболее свидетельствовала о личностных вкусах заказчика. И сегодня в императорских дворцах и дворцах известных вельмож можно увидеть прекрасные образцы наборной мебели, поражающие сложностью композиций и виртуозностью исполнения.
В остафьевском доме было немало предметов в технике маркетри, в том числе с очень интересными смысловыми композициями, например цилиндрическое бюро с письменно-чертежным натюрмортом, где изображены свиток, часы, чернильница, свеча, циркуль, угольник… Композиция имеет явно символический характер. В настоящее время бюро можно увидеть в основной экспозиции Государственного Исторического музея. Там же находится не менее удивительный предмет – столик-арлекин со специальным механизмом для увеличения площади столешницы. Большинство наборной мебели были переданы после закрытия музея в Остафьеве в собрание Останкинского музея. Сохранилась остафьевская мебель с паркетным набором в виде шестиугольных ромбов из контрастных пород дерева, светлого и темного. Например, парные ломберные столики изящных пропорций с покрытой сафьяном столешницей. К уникальным предметам мебели в технике маркетри можно отнести: игральный столик с набором в виде шахматной доски и поля игры «в мельницу», иллюстрировавший, видимо, любимые занятия владельцев; замечательный комодик с архитектурно-пейзажной композицией с искусно подобранными цветовыми сочетаниями и нежными цветовыми переходами. Сегодня они экспонируются в залах остафьевского музея.
Но вернемся к нашему столику, особенным теплом и уютом отличается его непритязательное оформление. Он очень отличается от большинства остафьевских предметов наборного дерева, выполненных по заказу интеллектуальных, образованных хозяев усадьбы в лучших мебельных мастерских Петербурга и Москвы. Простой по форме и конструкции, он привлекателен несложным, немного наивным набором из стилизованных трав и цветов отечественной флоры, модных в те времена веерообразных мотивов. По рисунку набора можно как раз предположить, что выполнен столик местными мастерами. В орнаменте ясно прочитывается цветок колокольчика, первоцвета, плод груши. Вместе со стараниями домашнего мастера в него словно вошла часть его души. Можно вспомнить, что колокольчик и первоцвет по древнеславянским поверьям обереги. Наши предки, украшая любую бытовую вещь, обязательно включали в орнамент обереги – защиту от сглаза и невзгод. Возможно, и в данном случае выбор растений мастером не случаен. Столик раскладной и предназначался для карточной игры, в том числе в популярную на рубеже XVIII–XIX веков игру в ломбер, отсюда и название. В гостиную вносили несколько таких столиков, и увлекательное занятие для хозяев и гостей было обеспечено. К.Н. Батюшкову приписывают фразу, которая звучит примерно так: если вы хотите представить сценку из русской жизни, заставьте всю сцену ломберными столиками. Столешница таких столиков часто была обклеена кожей или сукном, нередко по краям делались углубления для мела и других игровых принадлежностей.
Самым интересным было то, что на выдвигающейся ножке нашего столика, которая поддерживала столешницу при раскладывании, четко прочитывались две надписи, выполненные разными почерками: верхняя – «Столъ Кн Петра Андр Вяземскаго.» И нижняя – «подарила Павлу 19. III. 1907» Под ней инициалы – «Е.Ш.». Нижняя дарственная надпись не вызывает сомнений в авторстве. Это инициалы графини Екатерины Павловны Шереметевой, внучки поэта Петра Андреевича Вяземского, именно так кратко она и подписывалась. Почерк Екатерины Павловны хорошо известен по сохранившимся письмам и почтовым открыткам[1].
Дата, указанная в дарственной надписи, является днем рождения второго сына графини Екатерины Павловны и графа Сергея Дмитриевича Шереметевых – Павла Сергеевича. 19 марта 1907 года ему исполнилось 36 лет.
Интересен выбор подарка. Почему именно ломберный столик, а не письменный стол, например? Хороший подарок для человека, занимающегося научными трудами. Граф Павел Сергеевич был историком и художником, много работал: писал статьи, очерки; много рисовал. В 1899 году, благодаря стараниям его отца, Сергея Дмитриевича Шереметева, в Остафьеве был открыт музей, который требовал все большего внимания: архив и коллекции, собранные несколькими поколениями семьи Вяземских, требовали изучения. Во многом эти обязанности легли на Павла Сергеевича, ему приходилось все чаще и все дольше задерживаться в нежилом тогда Остафьеве. Судя по переписке с управляющим, с 1906 года он занимался обустройством жилых комнат в западном флигеле остафьевского дома[2], где впоследствии жил сначала один, а позже со своей семьей. К 1907 году в усадебном доме уже оформилась экспозиция, о чем свидетельствуют фотографии и открытки с видами интерьеров. Если в 1899 г. в усадебном доме для посещения была открыта только одна карамзинская комната с бесценными памятниками – личными вещами Н.М. Карамзина, А.С. Пушкина, П.А. Вяземского, – то к интересующему нас 1907 году уже многие комнаты первого и второго этажей могли принять посетителей. Где в это время находился ломберный столик? Известный искусствовед, прекрасный знаток усадебной культуры, А.Н. Греч в своем очерке «Убранство остафьевского дома» отмечал: «По многим комнатам остафьевского дома расставлены эти чудесные предметы marqueterie…»[3].
После непродолжительных поисков среди материалов музейного собрания изображение столика было обнаружено на одной из фотографий 1907 года с видом карамзинской комнаты[4]. Следовательно, наш ломберный столик находился в самой замечательной комнате остафьевского дома, рядом со столом историка Н.М. Карамзина, с письменным столом А.С. Пушкина. В таком случае становится более ясным, чем обусловлен выбор подарка. Принадлежность столика поэту Петру Андреевичу делало его особенно ценным для членов семьи Вяземских – Шереметевых. Возможно, со столиком была связана какая-то семейная история. Напрашивается сама собой мысль, что он был особенно дорог Екатерине Павловне, сделавшей подарок. При ее характере, она не могла без причины из сотен предметов для подарка выбрать именно этот ломберный столик, да и в карамзинскую комнату он не мог попасть случайно. Исследования экспозиционного пространства Карамзинской комнаты как раз доказывают, что там не было случайных вещей. Каждый портрет, каждый предмет имели веские основания в ней находиться, за каждым стоит целая история. С дедом у Екатерины Павловны были особые отношения. Есть немало документальных свидетельств ее внимания к творчеству Петра Андреевича. Многие стихотворения она знала наизусть. Возможно, он рассказал ей что-то об этом столике, что-то вспомнил, связанное с ним. Кто мог разделять с поэтом его досуг, кто мог быть партнером за карточной партией и собеседником? Александр Сергеевич Пушкин, Василий Львович Пушкин, Денис Васильевич Давыдов? А может быть Константин Николаевич Батюшков? В любом случае, гости Остафьева – люди очень известные в русской культурной жизни, в истории русской литературы. Вполне возможно, что за этим столиком собиралась лучшая компания для князя Петра Андреевича Вяземского – друзья-поэты! Такой вывод кажется весьма убедительным.
Теперь попробуем выяснить, кем была выполнена верхняя надпись. Написание старое дореволюционное, с «ятями» и характерным начертанием фамилии «Вяземскаго». Сделана немного небрежно, особенно первое слово, размахнувшееся настолько, что для того, чтобы вся надпись уместилась, автору пришлось перейти к более сжатому почерку. Предположение, что надпись сделана рукой сына поэта Павла Петровича Вяземского, не подтвердилось. В музейном фондовом собрании в ряду прочих материалов хранятся открытые письма и фотографии с автографами членов семьи Шереметевых – это и помогло установить предполагаемого автора надписи. Окончательное слово должен будет сказать специалист. Итак, скорее всего, надпись о том, что ломберный столик принадлежал Петру Андреевичу Вяземскому, сделана рукой Павла Сергеевича Шереметева. Сравнивая почерки, сотрудники музея обратили внимание на сходство написания букв, их соединений, на отсутствие наклона. При этом учли тот факт, что на бумаге писать легче, чем на дереве. Почерк Павла Сергеевича менялся с годами, в конце жизни он довольно сильно изменился и у него появился наклон вправо. В фонде с фотоматериалами имеются открытки, подписанные Павлом Сергеевичем в разные годы. Ближе всего к почерку на столике – почерк 1925 г.[5] Можно предположить, что, получив столик в подарок и узнав его историю, Павел Сергеевич со временем сделал надпись, чтобы сохранить для детей и внуков этот факт принадлежности столика своему знаменитому прадеду.
Столик в качестве подарка был выбран в связи с еще одним обстоятельством. Были учтены пристрастия и интересы адресата подарка. Павел Сергеевич как историк хорошо знал материальную культуру прошлых эпох. Это знание сочеталось у него с острым взглядом художника, он обладал особой чуткостью к предмету. Среди интересовавших его тем, помимо других, была тема русских художественных промыслов. На фоне крайне критического отношения к прошлому помещичьей России многих представителей русской интеллигенции и даже дворянства, Павел Сергеевич обращал внимание на то, что многие из промыслов зародились именно в русских дворянских усадьбах или, имея глубокие исторические корни, возрождались и развивались в них. В 1913 г. была опубликована работа П.С. Шереметева «О русских художественных промыслах». В семейном архиве Шереметевых хранится текст доклада, который граф Павел Сергеевич готовил для совета по кустарным промыслам. Вот отрывок из него: «…У нас склонны большею частью отрицать всякое местное значение и своеобразное, самобытное основание промыслов. Были, разумеется, влияния и ближнего Востока, и Византии, и скандинавов, и немцев, и Италии, но на произведениях русской художественной прикладной промышленности нельзя не видеть чего-то своего, особого. Отпечаток их совершенно своеобразный, и это-то своеобразие должно быть отмечено и изучено»[6]. Отметил, конечно, П.С. Шереметев заслуги в развитии промыслов и своих предков. Промыслы резьбы по дереву, изготовлению мебели развивал у себя в деревнях в середине XVIII столетия граф Петр Борисович Шереметев, сын знаменитого фельдмаршала Б.П. Шереметева – сподвижника Петра Первого: «…гр. П.Б. Шереметев, человек хозяйственного склада, был большой любитель строить и сам входил в подробности работ. Сохранились даже собственноручные чертежи, напр., как делать паркеты. В Кускове есть красивый стол с видом всей усадьбы, работы маркетри, с подписью русского мастера: «наклеивал Никифор Васильев». … Особой славой пользовались его крестьяне, как искусные резчики по дереву…»[7]. Остафьевские мастерицы были отмечены занятиями шитьем и вышивкой. Произведения русских художественных промыслов – в своем роде летопись русской народной жизни. Язык нашего прошлого стал непонятным для очень многих из нас. Например, орнаменты, узоры вышивок, росписей изначально имели смысловое значение. П.С. Шереметев своими работами убеждал бережно сохранять, всматриваться, изучать эти материальные памятники.
Для него, так ценившего отечественное культурное наследие, интересовавшегося художественными промыслами старой крепостной России, подарок, который он принял из рук своей матушки Екатерины Павловны – ломберный столик, изготовленный в технике маркетри – действительно был замечательным. А принадлежность столика его знаменитому прадеду поэту П.А. Вяземскому, делало подарок просто бесценным, так как в семье Вяземских – Шереметевых очень бережно относились к истории собственной семьи, тем более, что члены этой семьи были действующими лицами русской культурной жизни с конца XVIII до начала XX века.
В 1930 г. остафьевский дом опустел. Из него вывезли всю обстановку, все коллекции. Позже, в 1960 году ломберный столик оказался в Государственном музее А.С. Пушкина в Москве. Примечательно, что передан он был в этот музей самим потомком Вяземских и Шереметевых – Василием Павловичем Шереметевым, поскольку семье удалось сохранить некоторые личные вещи и в их числе несколько предметов мебели. В 1989 году, незадолго до смерти, Василий Павлович узнал, что в Остафьеве возрождается музей. А немного позже столик в ряду некоторых других мемориальных предметов возвратился в родные остафьевские стены.
Хранитель 1 категории ГМУО
Баландина Н.Г.
[1] Карнишина Л. М.. «Идеал служения на пользу родине…» (Творческая биография Е.П. Шереметевой) // Юбилейный сборник «Остафьево: страницы истории усадьбы и ее владельцев». – Москва-Остафьево, 1999. – C.53-63.
[2] Свалова О.М. П.С. Шереметев в Остафьеве // Юбилейный сборник «Остафьево: страницы истории усадьбы и ее владельцев». – Москва-Остафьево, 1999. – C.79–95.
[3] Греч А.Н.. Убранство остафьевского дома. – М.: 2008. – C. 18.
[4] ГМУО НФУ 125
[5] ГМУО КП 6777/ ОФ 398
[6] Шереметевы в судьбе России: Воспоминания. Дневники. Письма // Авт.-сост. А.И. Алексеева, М.Д. Ковалева. – Издательский дом «Звонница», 2001. – C. 252 – 261.
[7] Там же