Джон Филд — один из известнейших и популярных музыкантов XIX века в России. Он связал свою судьбу с русской музыкальной культурой и внёс свою немалую лепту в ее развитие. Его называли русским ирландцем.
Джон Филд родился в королевстве Ирландия, Дублине в 1782г. Дублин — город контрастов, где, завернув за угол «хорошего квартала», вдруг попадаешь в «плохой». Квартал Филда был вполне даже хорошим — здесь селились врачи, юристы, музыканты. Дом Филдов был превращён в музыкальную школу. Отец, Роберт Филд, скрипач Королевского театра на Кроу-стрит и член Благотворительного Музыкального общества, преподавал игру на скрипке, а дед, церковный органист, которого тоже звали Джон, был учителем игры на фортепиано и органе. Юного Филда учили музыке его отец и дед. Ни один из них не упускал случая применить розги, если ученик не слишком усердствовал. Они видели в мальчике будущего музыканта и занимались его образованием всерьёз. Уже к восьми годам Филд исполнял довольно сложные фортепианные пьесы и его определили на обучение к самому престижному музыкальному педагогу Дублина — итальянскому композитору, клавесинисту и певцу — маэстро Томмазо Джордани. Уроки его стоили недешево, но родители Филда решили, что затраты потом окупятся. Усердие и феноменальные способности Джона принесли свои плоды, и Джордани решил представить его публике. В десять лет юный музыкант выступил с первым концертом. Однако едва начавшейся музыкальной карьере Филда в Дублине суждено было вскоре завершиться. Заработки его отца снизились катастрофически в связи с ухудшавшимся финансовым положением Королевского театра, где он играл в оркестре. Было принято решение искать работу в Англии, и семья переехала в Лондон, где Джон Филд обучался музыке у самого модного педагога того времени Муцио Клементи — выдающегося пианиста и композитора, ставшего к тому времени предприимчивым фабрикантом роялей. Джон работал продавцом-демонстратором в его фортепианной мастерской. Коротая часы между приходом посетителей, Филд учился играть на скрипке, начал сочинять собственную музыку понимая, что в своих сочинениях он свободен и может выражать то, что он думает и чувствует. Что-то из написанного он показывал Клементи, что-то сохранял в памяти до лучших времен. Опека Клементи была ласковой, но настойчивой, и Филд, конечно, мечтал освободиться от нее. В конце концов, он был свободолюбивым ирландцем!
В лондонский период своей жизни Филд начал концертировать, сопровождая своего учителя во время заграничных поездок. В письме к И. Плейелю, музыкальному издателю и фабриканту, Клементи рекомендовал Филда как многообещающего гения, ставшего на родине любимцем публики благодаря своим сочинениям и исполнительскому мастерству.
Свой «Первый фортепианный концерт» Джон Филд исполнил в лондонском Королевском театре. Через день после концерта газета «Морнинг Кроникл» поместила следующую заметку: «Главным источником вдохновения в этот вечер был фортепианный концерт мастера Филда, ученика Клементи. Этот юный джентльмен, которому всего лишь пятнадцать лет, признан лучшими знатоками музыки одним из ведущих пианистов королевства, и поразительная демонстрация его способностей во время его выступления подтвердила справедливость сего суждения. Фортепианный концерт, насколько мы понимаем, принадлежит перу самого пианиста, и выразительность этой музыки, демонстрирующей виртуозность и летучую беглость исполнителя, достигает уровня доселе неслыханного».
В 20 лет Филд отправился в европейское турне. Филд выступил в Париже, затем в Вене. Находясь в Вене, Филд брал уроки фортепианной игры у знаменитого австрийского композитора, органиста, музыковеда и педагога И. Альбрехтсбергера. В 1802 году, вместе со своим учителем Клементи, Джон приехал в Россию. Дебют Филда в Петербурге состоялся в 1804 г. в доме князя Голицына. В Петербурге юный музыкант своей чудесной игрой рекламировал достоинства роялей фирмы Клементи, с большим успехом выступил в аристократических салонах, познакомился с русским музыкальным искусством. Постепенно у него созрело желание остаться в России навсегда. Большую роль в этом решении, вероятно, сыграло то обстоятельство, что он был тепло принят русской публикой. Он завоевал славу лучшего пианиста и педагога в Петербурге. Его игра отличалась проникновенным лиризмом и поэтичностью, певучестью, новаторским использованием педали, блестяще развитой пальцевой техникой. У него занимались многие любители и профессионалы; среди учеников — Алексей Николаевич Верстовский — русский композитор и театральный деятель; Александр Львович Гурилёв — русский композитор, пианист, скрипач, альтист; Александр Иванович Дюбюк — русский пианист, композитор и музыкальный педагог, с которым Филд, учитывая его особую одарённость, занимался бесплатно; Владимир Фёдорович Одоевский — русский писатель и мыслитель эпохи романтизма, один из основоположников русского музыкознания; Антон Григорьевич Контский — польский пианист и композитор, музыкальный педагог; Шарль Майер — германский пианист и композитор. Одной из учениц Джона Филда была мать великого русского писателя Льва Николаевича Толстого — Мария Николаевна. Брал у него уроки и Михаил Иванович Глинка — русский композитор. Сочинения Глинки оказали влияние на крупнейших русских композиторов А.С. Даргомыжского, М.П. Мусоргского, Н.А. Римского-Корсакова, А.П. Бородина, П.И. Чайковского и других. По выражению В.В. Стасова, «оба (Пушкин и Глинка) создали новый русский язык — один в поэзии, другой в музыке». Вот как Глинка впоследствии вспоминал о своём учителе: «Хотя мне и не посчастливилось слышать его игру слишком часто, я отчётливо помню его энергичное и в то же время утончённое и чёткое исполнение. Мне казалось, что он даже не нажимал на клавиши, его пальцы просто падали на них подобно каплям дождя, скользили как жемчужины по вельвету».
В процессе обучения Филд огромное значение придавал звукоизвлечению, пальцевой технике. Являясь прямым продолжателем клавирной школы Баха и Моцарта, Филд не принимал мощную игру Листа. Отрицательно он относился и к творчеству Бетховена. Манера исполнения Филда отличалась сдержанностью, вниманием к мельчайшим оттенкам, к каждой ноте.
«Трудно объяснить, что такое игра Филда, — признавался в 1834 году один из его учеников. — Надобно слышать его, чтобы убедиться в том, что никакой фортепьянист не может приблизиться к чистоте, нежности, удивительной выразительности его игры. Никто другой не в состоянии сделать, подобно ему, даже простой гаммы в две или три октавы, в которой он усиливает и ослабляет звуки с постепенностью, ровностью непостижимой. Малейшая безделка становится величайшей трудностью для того, кто хочет выполнить ее так, как делает Филд. У него какой-то дивный способ прикосновения к клавишам. Под его перстами инструмент перестает быть безжизненным. Это уже не фортепьяно, жалкое по короткости своих звуков. Кажется, будто слышишь пение со всеми его оттенками».
В процессе обучения Филд применял следующий приём: на тыльную сторону кисти он опускал монетку, которая не должна была соскользнуть во время исполнения музыкального произведения. Таким образом Филд добивался высокой техники путём исключения лишних движений рук.
«Как музыкант, он был неподражаем, — вспоминал другой ученик Филда, известный пианист А. Дюбюк. — Я много слыхал хороших пианистов на своем веку, но такой продуманной, прочувствованной, с таким воздушным, кружевным изяществом обработки не встречал».
«Никто после него не мог воссоздать прелести этого ласкающего шепота, подобного нежному томному взору, — писал в предисловии к изданию первых шести ноктюрнов Филда великий венгерский композитор и пианист Ференц Лист. – Он убаюкивает нас, как тихое колебание ладьи или качание койки, столь тихо медлительное, что, кажется, слышишь, как замирает около корабля рокот волн. Никто не мог уловить его эоловых звуков, этих воздушных полувздохов, которые тихо ропщут и стонут, полные неги. Никто не мог, особенно те, которым удавалось слышать самого Филда, когда он играл или, лучше сказать, импровизировал, увлекаясь вдохновением, никто не мог, повторяю я, не увлечься его игрой. Каждую минуту новые звуки роскошно разливались в его мелодиях, каждый раз они были поразительно разнообразны и, между тем, под этими новыми украшениями не исчезала первобытная прелесть звука и восхитительность переходов».
Жизнь Филда в России была связана с двумя городами — Петербургом и Москвой. Из научной статьи А.Н. Греча о музыкальной культуре в русских усадьбах, мы узнаём о том, что Джона Филда любил слушать П.А. Вяземский (второй владелец подмосковной усадьбы Остафьево), князь бывал на его концертах. В одном из писем П.А. Вяземскому, дядя Пушкина, Василий Львович, сожалеет о том, что не может попасть на концерт Филда: «Ввечеру был концерт в Благородном собрании. В нем участвовали лучшие здешние музыканты, певцы и певицы: Филд, Шульц, Марку, Миллер, Булахов и пр. Я, бедный страдалец, ничего не увижу, не услышу и нигде не буду».
В Петербурге Филд быстро стал самым модным репетитором, у которого брали уроки знатнейшие вельможи. Он был близко знаком с А.С. Грибоедовым, встречался с А.С. Пушкиным, но в 1821 году Филд из столицы переселяется на постоянное жительство в Москву, которую предпочёл за ее бесхитростный быт, за отсутствие чиновничьего церемониала, за покой.
Европейская музыкальная культура стала проникать в Москву лишь в XVIII веке через редких гастролёров. В каждой дворянской семье теперь считали обязательным учить детей музицировать на клавикордах. Европейская музыка входила в моду, в городе открылось более десятка нотных лавок, из Европы было выписано несколько тысяч учителей музыки.
Филд считал пыткой ежедневное присутствие в обществе, где надлежало быть пристойно одетым: в короткие панталоны, тесные сапоги, крахмальную манишку и узкий фрак. В Москве же принимали за милое чудачество и прощали ему надетые наизнанку чулки, криво застегнутый жилет и сбившийся набок галстук. Учителя музыки, по обыкновению, держали себя перед своими богатыми и знатными воспитанниками, как слуги перед господами. Филд явно был равнодушен к знатности и богатству, и Москва смотрела на эту вольность сквозь пальцы.
Филд считался в Москве самым высокооплачиваемым учителем (бедных он соглашался учить бесплатно, если у них были незаурядные способности к музыке). Он никогда не раболепствовал перед теми, кто ему платил. Если знатные дамы привозили своих дочерей музицировать к нему на дом, он неизменно принимал их в шлафроке и трубкой во рту. От него можно было ожидать любого экспромта, резко отличного от общепринятых правил этикета. Однажды на уроке ему наскучило слушать, как фальшиво играет ученица. Он вскочил со стула, схватил девицу за обе руки, вытащил ее на середину комнаты и принялся с ней танцевать.
— Что вы делаете, господин Филд?! — изумилась встревоженная мать.
— Вам непременно хочется, сударыня, чтобы я учил вашу дочь? Так уж лучше я стану учить ее танцевать, чем музыке.
В Москве Филд зарабатывал и проживал до двадцати тысяч рублей ежегодно. Огромные, по тем временам, деньги! Закончив неизменно к четырем часам дня все занятия, Джон со своими любимцами — четырьмя большими собаками, носившими «классические» имена, вроде Сократа и Геродота, садился в карету и ехал в ресторан. Вернее, он, большой любитель пеших прогулок, шёл рядом с медленно движущейся каретой. По дороге к нему пристраивались знакомые, любившие поесть и выпить за его счет. Всех их — и первого скрипача Большого театра Грасси, и виолончелистов Фензи и Марку, и многих других, добродушный и беспечный Фильд угощал в московских ресторанах. По воскресеньям домой к Филду, по обыкновению, приходили за подаянием бедняки-иностранцы. Каждый из них получал из рук хозяина по пять рублей. Отказать Джон не мог даже тем, кто беззастенчиво его обкрадывал. Однажды он дал в долг просителю пятьсот рублей.
— Но вы больше никогда не увидите своих денег! — изумились друзья.
— Тем лучше. Значит, я никогда больше не увижу этого просителя.
Несмотря на своё мягкосердечие, Филд нередко проявлял характер. После концерта у одного из московских господ гости занялись картами и сплетнями. Джон заметил хозяину, что его лакеи, разносившие прохладительные напитки, постоянно обходили стороной комнату, где разместились музыканты.
— Да это же артисты, а не гости, — услышал он презрительный ответ.
Когда в конце вечера хозяин раскланивался с Филдом, тот при всех гостях отдал его лакею «на чай» весь свой гонорар (сто рублей), продемонстрировав этим своё презрение к спесивому богачу.
В квартире Филда все было просто, безыскусно, кроме превосходного музыкального инструмента. Больше всего хозяин любил по вечерам лежать в халате на диване, читать Шекспира… Особенно он любил московскую зиму. В печке потрескивали дрова, жизнь за окном замирала, наступало безмятежное спокойствие. К пятидесяти годам Филд несказанно полюбил тишину, даже говорить стал тихо и протяжно.
Музыкой Джона Филда восхищались в музыкальных столицах Европы, а он, рассеянный и беззаботный, с взъерошенными седыми волосами, ниспадающими в страшном беспорядке к плечам, предпочитал мировой славе московский покой и независимость.
Однажды граф В. Орлов пообещал выхлопотать Филду титул придворного музыканта.
— Двор не создан для меня, — отказался тот, — и я не умею за ним ухаживать.
Жизнь Филда протекала, по словам Ф. Листа, «посреди какой-то мечтательной неги, исполненной полумрака и полусвета — подобно длинному ноктюрну. Ни одна грозная молния, ни один порыв ветра, ни один ураган не потревожили спокойствия этой природы». Москва оказалась самым благословенным уголком на земле для такой жизни. В течение нескольких десятилетий ноктюрны Филда, как и его фортепианные концерты были любимыми произведениями русских музыкантов и публики.
Филд — автор 7 фортепианных концертов, 4 сонат, около 20 ноктюрнов, вариационных циклов (в т. ч. на русские темы), полонезов для фортепиано. Композитором также написаны арии и романсы, 2 дивертисмента (музыкальные сочинения, составленные из нескольких небольших, легко обработанных пьес) для фортепиано и струнных инструментов, фортепианный квинтет. Филд сочинил несколько произведений для игры на фортепиано в четыре руки. С его участием в России прозвучал первый фортепианный дуэт.
Филд стал основоположником нового музыкального жанра — ноктюрна, получившего затем блестящее развитие в творчестве Ф. Шопена, а также ряда других композиторов. Творческие достижения Филда в этой области, его новаторство очень высоко ценил Ференц Лист: «До Филда фортепианные произведения неизбежно должны были быть сонатами, рондо и т.п. Филд же ввел жанр, не относящийся ни к одной из этих категорий, жанр, в котором чувство и мелодия обладают верховной властью и свободно движутся, не стеснённые оковами насильственных форм. Он открыл путь всем тем сочинениям, которые впоследствии появились под названием «Песен без слов», «Экспромтов», «Баллад» и т.п., и был родоначальником этих пьес, предназначенных для выражения внутренних и личных переживаний. Он открыл эти области, предоставившие для фантазии более изысканной, чем величественной, для вдохновения скорее нежного, чем лирического, столь же новое, как благородное поприще».
В 1832-1835 годах Джон Филд совершил большое турне по Европе. Он выступал в Лондоне, Париже, Брюсселе, Лионе, Милане и других городах. В это же время его здоровье стало ухудшаться. В 1835 году больной композитор вернулся в Москву. Болезнь композитор переносил терпеливо и продолжал выступать. В конце 1836 г. в Москве состоялся последний концерт уже тяжело больного Филда.11 января 1837 г. Филда не стало. Памятник основоположнику ноктюрна стоит в Москве по сей день.
Имя и деятельность Филда занимают в русской музыкальной истории почётное и уважаемое место. Филдовская певучесть навсегда родственна русской народной песенности. Его композиторское, исполнительское и педагогическое творчество способствовало становлению и развитию русского пианизма, оно подготовило почву для появления целого ряда выдающихся русских исполнителей и композиторов.
Современникам Джон Филд был прежде всего известен как пианист-виртуоз. Композитора Филда оценили лишь во второй половине XX века. Сейчас его ноктюрны и другие фортепианные сочинения входят в репертуар многих пианистов мира.
Семья Джона Филда.
Жена — Аделаида Пергерон, московская ученица, пианистка.
Сын — Адриан, пианист.
Сын — Лев (Леон), оперный певец(тенор).
Внук — Александр Львович Шарпантье, оперный певец.
Правнучка — Елизавета Александровна Шарпантье, балерина, танцовщица Большого театра.
Автор статьи экскурсовод С.П. Полякова
Литература:
Николаев А. Джон Фильд, М., 1979.
Джон Фильд «Русский ирландец». Составитель и автор вступ. статьи И.Н. Васильева-Южина, отв. редактор Ю.Г. Фридштейн — М.: Центр книги ВГБИЛ им М.И. Рудомино, 2009. 128 с., вкл. 16 с.
Piggott P. The life and music of John Field. 1782—1837. Creator of the nocturne. Faber & Faber, London 1973, ISBN 0-571-10145-3. Одновременно издана в США изд-вом University of California Press. ISBN 9-780-520024-12-0
Dessauer H. John Field, sein Leben und seine Werke. Langensalza, 1912.
Schlüter W. John Field und die Himmels-Electricität. — Frankfurt am Main: Eichborn, 1998.
Волшебная флейта. Гарольд Шобперг. Великие пианисты. М.-1985.
С-П. Консерватория им. Н.А. Римского-Корсакова. Русско-Британские музыкальные связи. С-П. – 2009.
Ссылки:
1. Портрет Джона Филда.
https://www.belcantofund.com/people/fild-dzh/
2. Джон Филд. 1820. Л.И. Киль. Бумага, бистр, белила.
