Дорогие друзья!
В этом году исполняется 100 лет со дня рождения замечательного советского ученого, филолога, теоретика литературы, семиотика, историка культуры Юрия Михайловича Лотмана (28.02.1922–28.10.1993). Его книги «Александр Сергеевич Пушкин. Биография писателя», «Роман А.С. Пушкина “Евгений Онегин”. Комментарий» и «Беседы о русской культуре» мы знаем со школьных лет. Его статьи, посвящённые Н.М. Карамзину, и подытоживший их роман-реконструкция «Сотворение Карамзина» являются одной из вершин отечественного карамзиноведения, хотя не все выводы учёного сейчас можно считать бесспорными. Его труды по теории культуры и знаковым системам заложили новое научное направление – московско-тартускую семиотическую школу, получившую признание в мировом академическом сообществе. В заключении своей книги о Н.М. Карамзине Ю.М. Лотман писал, что «величайшим созданием Карамзина был он сам, его жизнь, его одухотворённая личность». Эти слова в полной мере относятся к самому Ю.М. Лотману, ставшему для тех, кто у него учился или слушал его телепередачи, образцом учёного-гуманитария.
В научной библиотеке нашего музея, а также в постоянной экспозиции «Н.М. Карамзин: жизнь и труды» представлены работы учёного. Предлагаем некоторые фрагменты из них:
«Роль Карамзина в истории русской культуры не измеряется только его литературным и научным творчеством. Карамзин-человек был сам величайшим уроком. Воплощение независимости, честности, уважения к себе и терпимости к другому не в словах и поучениях, а в целой жизни, развёртывавшейся на глазах у поколений русских людей, – это была школа, без которой человек пушкинской эпохи, бесспорно, не стал бы тем, чем он сделался для истории России».
Сотворение Карамзина, 1987г.
«Для Пушкина Дом был звеном в цепи подлинно исторического существования, местом, где встречается прошедшее с будущим. Родовой дом на родовой земле с могилами предков и вместе с тем дом, в котором будут жить сыновья и внуки, становится символом непрерывности культуры. «Самостоянье человека», овладевшего «наукой первой» – «чтить самого себя», сливается с исторической жизнью народа и бессмертием Природы (“Вновь я посетил…”)».
Сотворение Карамзина, 1987 г.
«История не меню, где можно выбирать блюда по вкусу. Здесь требуется знание и понимание».
Беседы о русской культуре. Быт и традиции русского дворянства (XVIII – начало XIX века), 1994 г.
«История вообще не занятие для тех, у кого слабые нервы. Для серьёзного историка исключительно грустная профессия, по крайней мере – напряжённая и мучительная. И вместе с тем – в этом залог нашей надежды. Понимаете, там, где нет опасности, нет и надежды. Где нет трагедии – там нет счастья».
Нам всё необходимо. Лишнего в мире нет, 1993 г.
«Пушкин властно преображает мир, в который его погружает судьба, вносит в него свое душевное богатство, не даёт «среде» торжествовать над собой. Заставить его жить не так, как он хочет, невозможно. Поэтому самые тяжёлые периоды его жизни светлы – из известной формулы Достоевского к нему применима лишь часть: он бывал оскорблён, но никогда не допускал себя быть униженным».
Александр Сергеевич Пушкин. Биография писателя, 1981 г.
«Можно сказать, что область культуры – это сфера тех моральных запретов, нарушать которые стыдно. Каждая эпоха создает в этом отношении свою систему стыда – один из лучших показателей типа культуры».
Поэты 1790-1810-х годов, 1971 г.
«Единственное, чем наука, по своей природе, может служить человеку, – это удовлетворять его потребности в истине».
Литературоведение должно быть наукой, 1967 г.
«Один крупный учёный сказал в своё время, что наука идёт не от непонятного к понятному, а от понятного к непонятному. Пока мы находимся в донаучном состоянии, нам всё понятно, а первый признак науки – непонимание. Один хороший учитель рисовал на доске мелом маленький круг. Внутри него он писал: “знание”, а за его пределами – “незнание”. Он говорил ученикам: “Смотрите, какое маленькое пространство – знание, зато как мало оно соприкасается с незнанием...”. Потом он рисовал большой круг, писал внутри: “знание”, снаружи: “незнание” и говорил: “Увеличив пространство знания, мы тем самым увеличили наше соприкосновение с незнанием”. Чем больше я знаю, тем больше я не знаю. И это, между прочим, та черта, к которой хорошая школа должна подвести ученика в конце. Если высшее образование хорошее, а не повторение средней школы, то в конце концов оно вызывает у человека шок. Потому что из области, где он узнавал истины, он переходит в область, где узнает сомнения. И чем больше человек знает, тем больше он сомневается... И это уже область не только науки, не только искусства, но и область культуры в целом, в том числе и политики».
На пороге непредсказуемого, 1993 г.
«Возраст – это не количество прожитых вами дней, а поведение, которое вы можете осуществлять».
Чему же учатся люди?1990 г.
«Культура – не клумба, а лес. Для того чтобы помнить это, полезно иногда читать забытых поэтов. Отрывая шедевры от их реального исторического контекста, мы убиваем их. Забывая литературный «фон» начала XIX в., мы убиваем Пушкина».
Поэты 1790-1810-х годов, 1971 г.
«Разница позиций обеспечивает некоторый прорыв к истине. Поэтому надо уважать чужое мнение за то, что оно – чужое. Не нужно требовать, чтобы оно совпадало с моим, тогда оно мне абсолютно неинтересно. Обычный ход ограниченности: мне нужно чужое мнение, если оно подкрепит моё. Нет, мне нужен тот, кто со мною не соглашается...».
На пороге непредсказуемого,1993 г.
«Культурный человек России начала XIX в. – одно из самых замечательных и интересных явлений русской истории. Дети екатерининских вельмож, ссыльных масонов, присмиревших вольтерьянцев XVIII в., старшие братья Онегина, Чацкого и тех, кто морозным утром 14 декабря 1825 г. вышел на Сенатскую площадь, они начинали учиться мыслить по «Общественному договору», под звуки барабанов, отбивавших дробь на павловских вахт-парадах, отказывались от гвардейского мундира, чтобы заполнить собой аудитории Московского или Гёттингенского университетов, проклинали тиранов, читая «Разбойников» Шиллера или «Негров в неволе» Коцебу, начинали дружеские пирушки за чашей пунша с пения шиллеровского «Гимна к радости»: «Обнимитесь, миллионы…» и умирали на полях Аустерлица, Фридланда, под Смоленском, при Бородине, в партизанских «партиях», при Бауцене и Лейпциге».
Поэты 1790-1810-х годов, 1971 г.
«Особенность глубоких вещей, в том числе и пушкинских текстов, в том, что каждый берёт от них столько, сколько может вместить. Так было и будет всегда. Сегодня много говорят о том, что наступило трудное время. За этими словами стоит иждивенчество – сделайте мне лёгкое время и я тоже буду честный человек. Что значит трудное время? А когда оно было лёгким? Разве у Пушкина было лёгкое время? Для мужества, для работы, для добра – всегда его время».
Пушкин притягивает нас, как сама жизнь, 1993 г.
Автор: Татьяна Егерева