23 ноября 2020 года исполняется 220 лет со дня рождения русского историка Михаила Петровича Погодина.

Медальон. Михаил Петрович Погодин. Скульптор Андрей Станиславович Забалуев. г. Москва. 2009 год. Гипс, тонировка. 177 мм.

Медаль памятная. Николай Михайлович Карамзин. Скульптор Вениамин Григорьевич Сидоренко. Санкт-Петербургский монетный двор. 2006 г. Томпак. 70 мм.

___________

     Михаил Петрович Погодин (1800-1875 гг.) – известный дореволюционный историк, издатель, публицист, прозаик и драматург. Родился в семье крепостного, принадлежавшего графу И.П. Салтыкову и за верную службу отпущенного на волю с женою и детьми. Родители сделали все возможное, чтобы Погодин смог окончить гимназию, а затем словесное отделение философского факультета Московского университета, где он зарекомендовал себя прилежным студентом, который «всегда славно отвечал на вопросы профессоров». Еще будучи гимназистом, Погодин впервые увидел Карамзина: это произошло в 1816 г., когда он вместе с товарищами пришел в Оружейную палату и по счастливой случайности увидел там знаменитого историографа, объяснявшего исторические древности И.И. Дмитриеву и А.Ф. Малиновскому. Увлеченный рассказом Карамзина, юный Погодин не отходил от него ни на шаг и потом проводил до экипажа.

    Под влиянием Карамзина, его повестей и первых томов «Истории государства Российского» в молодом Погодине пробудилась любовь к отечественной истории. «С десятилетнего моего возраста <…> я начал учиться у него и добру и языку и Истории», – писал впоследствии Погодин об историографе.

     В студенческие годы Погодин увлекся трудами А.Л. Шлецера и упрекал Карамзина в некритическом отношении к источникам. В марте 1825 г. Погодин защитил магистерскую диссертацию «О происхождении Руси», основой для которой послужили его замечания и размышления по поводу «Истории…» Карамзина. Свою диссертацию Погодин преподнес историографу и в конце декабря 1825 г. лично ему представился. Карамзин тепло принял начинающего историка, расспрашивал его об исторических занятиях, пригласил чаще бывать у него. Благожелательный отзыв Карамзина, одобрившего усердие Погодина к истории и его способности к критике, служил потом Погодину нравственным подкреплением в его исторических разысканиях.

     В 1828 г. в издававшемся им «Московском вестнике» Погодин опубликовал замечания Н.С. Арцыбашева на «Историю…» Карамзина. Он это сделал по методическим соображениям, будучи уверен, что критика полезна, так как способствует развитию научного знания: «я думал <…> что сии замечания подадут повод к рассуждениям pro и contra, от которых наука необходимо должна выиграть», – писал Погодин. Но вышло иначе. Публикация вызвала возмущение «карамзинистов»: П.А. Вяземского, И.И. Дмитриева, В.В. Измайлова, Д.Н. Блудова, болезненно воспринимавших любую критику в адрес Карамзина. Объясняя читателям свою позицию как издателя и как ученого, Погодин сформулировал свое отношение к труду Карамзина, отметив и некоторые недостатки, по его мнению, присущие историографу («Как критик – Карамзин только что мог воспользоваться тем, что до него было сделано <…>, и ничего почти не прибавил своего»), и его достоинства. «…Заслуги Карамзина состоят в том, что он заохотил русскую публику к чтению истории, открыл новые источники, подал нить будущим исследователям, обогатил язык», – писал Погодин в 1828 г.

     Эти рассуждения, но уже в более подробном и развернутом виде, Погодин повторил в своем «Историческом похвальном слове Карамзину», произнесенном при открытии памятника историографу в Симбирске в 1845 г. В этом Слове Погодин определил заслуги Карамзина, относившиеся к «языку, словесности и истории». Вот несколько выдержек из его выступления:

– «Возделывая язык, он [Карамзин] творил, обогащал словесность и вместе действовал на образование народа, на распространение просвещения, заключая [союз] словесности с жизнию, прежде почти неизвестный».

– «Письмами русского путешественника» «русскому обществу открылся как будто новый мир. Европейские государства были посещаемы и прежде, но только лицами высшего сословия, которые не умели передать своих ощущений соотечественникам, или лучше не имели их сами, довольствуясь сообщением друг другу водевильных куплетов и новомодных покроев <…>. Карамзин первый описал живыми красками Германию, Швейцарию, Францию, Англию, состояние земли, образованность жителей, успехи наук и искусств, изобразил великих писателей, им посещенных, заставил полюбить их, познакомил с их сочинениями, возбудил внимание к главным вопросам, занимавшим тогда первые умы».

– «Что касается до своего мнения, он излагал, какое хотел, и цензуры как будто не существовало для него; он часто говаривал: цензура столь же мало мешает умному писателю, как рифма хорошему стихотворцу. Пример поучительный для его преемников, но многие ли могут им пользоваться!»

– «В каком состоянии находилась наша история [до Карамзина]? Библиотеки не имели каталогов; источников никто не собирал, не указывал, не приводил в порядок: летописи не были исследованы, объяснены, даже изданы ученым образом; грамоты лежали, рассыпанные по монастырям и архивам; хронографов никто не знал: ни одна часть истории не была обработана – ни история церкви, ни история права, ни история словесности, торговли, обычаев; для древней географии не было сделано никаких приготовлений; хронология перепутана; генеалогией не занимались: нумизматических собраний не существовало; археологии не было в помине; ни один город, ни одно княжество не имели порядочной истории; сношения с соседними государствами покоились в статейных списках; иностранные летописи, кроме греческих, не принимались в соображение; древние европейские путешественники в России едва были известны по слуху; с сочинениями иностранных ученых, в которых рассеяны рассуждения о древней России, никто не справлялся: ни одного вопроса из тысячей не решено окончательно, ни одного противоречия не соглашено».

– «Правда – намерение [Карамзина] писать русскую историю в 1803 году было дерзко и ничему не сообразно, неисполнимо, успех точно казался невероятным, – но разве вероятнее был успех Суворову, когда он понесся на измаильские стены или пошел брать Прагу? Разве Петру, после нарвского поражения, вероятнее была Полтавская победа?».

– «Он рассмотрел и исследовал все известные до него исторические источники и множество новых, им самим открытых; ни одного списка летописи не осталось не прочтенного, не пересмотренного, и на всех сияют следы его руки. Этого мало, он перечел столь же добросовестно историков, которые прежде его пользовались ими, и показал, где и как они уклонялись, часто даже – почему».

– «В его примечаниях заключается почти другая История, столь же драгоценная, из подлинных слов составленная!»

– «Как часто случается с исследователем обрадоваться своему открытию и придать ему великую важность, а это открытие находится у Карамзина спрятанное в углу какого-нибудь примечания!»

– «Тридцать лет стоит пред нами эта Египетская пирамида [имеется в виду «История государства Российского»], исполинский труд Карамзина, и мы до сих пор не собрались с силами разобрать, оценить его по достоинству: разительное доказательство его превосходства!»

   В 1866 г. Погодин издал в двух томах книгу «Н.М. Карамзин по его сочинениям, письмам и отзывам современников. Материалы для биографии», ставшую венцом его занятий по изучению творчества и биографии Карамзина. Построенный как монтаж исторических документов, этот фундаментальный труд Погодина не потерял и сейчас своей актуальности для всех карамзиноведов.

Т.А. Егерева