В течение последних пяти лет жизни, с момента переезда Пушкина с женой в Петербург и до самой последней минуты жизни поэта, постоянным домашним врачом семьи стал Иван Тимофеевич Спасский. Доктор Спасский был старше Пушкина на четыре года. К моменту знакомства с ним успел защитить докторскую диссертацию, имел звание профессора медико-хирургической академии, заведовал кафедрой фармакологии с рецептурой и общей терапией, с 1835 года возглавлял кафедру судебной медицины в училище правоведения, с 1826 года исполнял обязанности акушера сначала Петербургской, а потом Выборгской частей города. Пользовался, по словам современников, большой популярностью как среди врачей, так и среди публики.
Живой, талантливый, энергичный доктор Спасский был близок Пушкину по складу ума и характера. Он блестяще учился в Петербургской медико-хирургической академии, уже студентом проявил недюжинные способности. Закончил академию в 1815 году с золотой медалью и, как первый по научным успехам из всего курса, удостоился внесения своего имени на мраморную доску академии. Вскоре в числе десяти выпускников был послан на четыре года за границу для усовершенствования в зоологии, сравнительной анатомии, физиологии и диетике. Вернувшись в Россию, Иван Тимофеевич совмещал научно-педагогическую деятельность и врачебную практику.
По словам его учеников, Спасский владел даром слова и был «одним из лучших русских профессоров, у которых студенты того времени многому научились». Учились у него не только врачи. В.В. Стасов рассказывал, что в Училище Правоведения, где Спасский читал судебную медицину, его лекции вызывали «жгучий интерес», от них «широко раскрывались глаза, и никого уже не было, кто бы читал постороннюю лекцию». Это объяснялось не только характером читавшейся Спасским дисциплины, но и его ораторским искусством. Николай Иванович Пирогов – великий педагог и практик, основоположник русской военно-полевой хирургии, основатель русской школы анестезии, был современником Пушкина и Спасского. Он, довольно критически относившийся к большинству своих коллег, выделял Ивана Тимофеевича среди немногих «дельных представителей медицины» того времени.
Доктор Спасский лечил Наталью Николаевну и детей Пушкиных. Даже в отсутствие жены Пушкин советовался со Спасским о ее здоровье – пересылал ей заочные инструкции и рецепты доктора. В письме к жене от 19 апреля 1834 года: «Сделай милость, не забудь перечесть инструкцию Спасского и поступать по оной». Беспокойство поэта о здоровье жены в это время объясняется недавней потерей ребенка: «Сестры твои тебя ждут; воображаю вашу радость; смотри, не сделайся сама девочкой, не забудь, что уж у тебя двое детей, третьего выкинула, береги себя, будь осторожна; пляши умеренно, гуляй понемножку, а пуще скорее добирайся до деревни. Цалую тебя крепко и благословляю всех вас». Спустя две недели: «Не смей купаться — с ума сошла, что ли. Послезавтра обедаю у Спасского — и буду на тебя жаловаться». Месяцем позже, 16 мая 1834 года, Пушкин пишет жене: «Говорил я со Спасским о Пирмонтских водах, он желает, чтобы ты их принимала и входил со мною в подробности, о которых по почте не хочу тебе писать…». Кроме устных рекомендаций, были и письменные, 19 июня 1834 года: «Грустно мне, женка. Ты больна, дети больны… Вот тебе письмо Спасского…» По-видимому, его рекомендации определили неоднократные напоминания в письмах о мерах предосторожности во время ожидания ребенка: «Пожалуйста, не стягивайся, не сиди поджавши ноги и не дружись с графинями, с которыми нельзя не кланяться в публике. Я не шучу, а говорю тебе серьезно и с беспокойством». В это время Наталья Николаевна ждала их первенца – дочь Марию. Когда Маше было четыре месяца, она заболела золотухой, ее лечил Иван Тимофеевич. Пушкин очень беспокоился о состоянии здоровья домашних: «Не можешь вообразить, какая тоска без тебя. Я же всё беспокоюсь, на кого покинул я тебя!.. А Маша-то? что ее золотуха и что Спасский?» Из детей Александра Сергеевича ни один не умер в младенчестве, что было большой редкостью для того времени. Надо полагать, что немалая заслуга в этом Ивана Тимофеевича Спасского.
Отношения Пушкина с матерью не были простыми, но в последние годы жизни Надежды Осиповны они стали более близкими. По совету сына она обратилась к доктору Спасскому в 1835 году, серьезно заболев. Возле матери в это время находилась сестра Пушкина, Ольга Сергеевна. В одном из ее писем есть замечание, описывающее степень доверия Пушкина к Ивану Тимофеевичу: «Александр, который верит в доктора Спасского как евреи в приход Мессии, повторяет все, что тот говорит, и утверждает, будто мать очень плоха, что на самом деле вовсе не так, — он один это говорит: все замечают у нее заметное улучшение». Как видно из письма, сама Ольга Сергеевна довольно скептически относилась к профессиональным способностям Спасского, впрочем, это было ее общее отношение к врачам, о чем можно судить по фразе из этого же письма: «Терпеть не могу врачей». В конце осени 1835 года Иван Тимофеевич определил состояние Надежды Осиповны как тяжелое и оказался прав. Несмотря на весь скептицизм Ольги Сергеевны, писавшей мужу об улучшении здоровья матери: «Спасский, который говорил мне, что если она поправится, то будет обязана этим лишь своему сложению и Божьей милости, теперь в большом удивлении», «Мама гораздо лучше, но у нее нет еще сил вставать с постели…», оценка ситуации, которую дал доктор, подтвердилась, Надежда Осиповна скончалась через четыре месяца, в марте 1836 года. Ольга Сергеевна признала правоту Спасского в последнем, перед кончиной матери, письме мужу 11 марта 1836 года: «Она обречена была еще с этой осени; все то время, что она продолжала жить, было лишь долгой агонией. Я видела, что надежды больше нет, но думала, что она сможет еще протянуть год-другой».
Иван Тимофеевич Спасский был участником событий последних дней жизни Пушкина. Когда раненого Пушкина привезли домой, тотчас послали за Спасским. Он немедля отправился в дом раненого и затем почти не покидал дома поэта до самой его смерти. Иван Тимофеевич составил подробную записку о происходящем «Последние дни А.С. Пушкина (рассказ очевидца)». Записка была написана сразу после трагической гибели Пушкина, датирована 2 февраля (по старому стилю) 1837 года, т.е. через четыре дня. Воспоминания доктора лишены протокольных штампов, они наполнены личными переживаниями всех находившихся рядом с умирающим. Перед нами предстают неимоверные страдания и беспредельное мужество самого Пушкина: «Необыкновенное присутствие духа не оставляло больного. От времени до времени он тихо жаловался на боль в животе и забывался на короткое время», «…Боль в животе возросла до высочайшей степени. Это была настоящая пытка… чело покрылось холодным потом, руки похолодели, пульса как не бывало. Больной испытывал ужасную муку. Но и тут необыкновенная твердость его души раскрылась в полной мере. Готовый вскрикнуть, он только стонал, боясь, как он говорил, чтобы жена не услышала, чтоб ее не испугать».
В записке доктора видна любовь и доверие Пушкина к жене: «Пожалуйста, не давайте больших надежд жене, не скрывайте от нее, в чем дело, она не притворщица; вы ее хорошо знаете, она должна все знать…», «Она, бедная, безвинно терпит и может еще потерпеть во мнении людском…». Даже на смертном одре его заботила судьба друзей: «Просите за Данзаса, за Данзаса, он мне брат», «Если увидите Греча, — молвил он, — кланяйтесь ему и скажите, что я принимаю душевное участие в его потере». Накануне дуэли Пушкина с Дантесом Н.И. Греч потерял сына.
Совершенно очевидно в записке проступает неподдельное горе Натальи Николаевны: «Она с воплем горести бросилась к страдальцу. Это зрелище у всех извлекло слезы. Несчастную надобно было отвлечь от одра умирающего…». После того как Пушкин попросил морошки, у Натальи Николаевны мелькнула надеждана благополучный исход: «Вот увидите он будет жив, он не умрет», — выходя от мужа, сказала она Спасскому. Но опытный врач прекрасно понимал, что все кончено. Понимал это и Пушкин. Иван Тимофеевич записал: «Минут за пять до смерти П <ушкин> попросил повернуть его на правый бок. – Хорошо, сказал он, и потом несколько погодя промолвил: — Жизнь кончена».
Особое расположение семьи к доктору выразилось в подарке, который сделала ему Наталья Николаевна. На память о Пушкине она подарила Спасскому трость Александра Сергеевича с серебряным набалдашником. После смерти Ивана Тимофеевича в 1861 году эта трость досталась мужу его воспитанницы, библиотекарю Императорской публичной библиотеки К.А. Беккеру. В 1879 г. он подарил пушкинскую трость Публичной библиотеке, а в 1938 году она поступила в собрание ныне Всероссийского музея А.С. Пушкина в Санкт-Петербурге.
Именно доктор Спасский исполнил последний врачебный долг перед Пушкиным – произвел вскрытие. Не случайно эту печальную обязанность он взял на себя, Иван Тимофеевич был опытным судебным экспертом, преподавал судебную экспертизу в Императорском училище правоведения и написал первое отечественное пособие для судебно-медицинских экспертов.
Взаимоотношения Пушкина со Спасским не ограничивались медицинской помощью. В одном из писем жене поэт писал: «Послезавтра обедаю у Спасского». Разносторонне образованный, знаток классической и современной медицинской литературы, Спасский был интересным собеседником. Его коллеги-врачи отмечали «замечательную изящность», ясность, краткость и «отчетность» слога его статей на медицинские темы. В них ученый ссылался на художественные произведения, мемуары и т. п. В эпоху общего неумеренного увлечения сложными лекарствами Спасский выступил против «рецептов в аршин длиной». Он писал: «Чем проще врачебное предписание, тем оно лучше». Вместе с тем он признавал необходимость в ряде случаев и сложных лекарств и формулировал условия, в которых они нужны. Чрезвычайно интересны его рассуждения о роли врача в обществе и в помощи правительству, ибо врач указывает «на причины, оказывающие вредное влияние на здоровье целой страны», и — главным образом — в помощи отдельным лицам. «Врач, — писал он, — должен быть всегда готов идти на помощь ближнему... Ни время года, ни время дня не освобождают его от этой обязанности. И в бурю, и в стужу, и в дождь, и в зной он не может и не должен отказываться спешить туда, где страждущие ждут от него и советов и деятельного пособия». Иван Тимофеевич говорил о трудностях врачебной деятельности и, опираясь на данные статистики, показывал раннюю смертность среди врачей. Напоминал, что, хотя врачу «открыт вход и в хижину бедняка, и в жилище вельможи, в том и в другом он должен видеть лишь больного и нигде не забывать важность своего назначения». Выступал он и в защиту врачей от невежественных нападок публики.
Эти мысли Спасский излагал в своих статьях в медицинских журналах и в Энциклопедическом лексиконе Плюшара. Можно предположить, что он высказывал их и в беседах с Пушкиным, и они не могли не сказаться на изменении взглядов поэта на врачей в лучшую сторону в последние годы его жизни.
Автор Ю.Е. Ковалева