«В ночь с 29 ноября на 30 ноября в главный дом музея Остафьево проник злоумышленник» (1), – так начинался Акт о дерзкой краже, которая была совершена в музее в 1926 году.
Двадцатые годы XX века были нелегкими для музея, и 1926 год не стал исключением. Время было неспокойное, трудное, холодное, не хватало дров для отопления, и заведующий музеем Павел Сергеевич Шереметев вынужден был лично вытаскивать гнилушки из-под моста, чтобы растопить печь в западном флигеле дворца, где он проживал с семьей (2).
Сам факт того, что заведующим теперь уже советского музея является сын бывшего владельца усадьбы, сам бывший граф, представитель одного из самых знаменитых дореволюционных аристократических родов – Шереметевых, вызывало подозрения у музейного начальства – Управления усадеб и монастырей Главнауки Наркомпроса. Да и без подозрений вышестоящих органов проблем у Павла Сергеевича было немало.
Остро не хватало рабочих рук: в штате музея числилось всего 6 служащих (директор, завхоз, три сторожа и уборщица), а ведь требовалось вести научно-фондовую работу по описанию уникальных остафьевских художественных коллекций, которым позавидовал бы любой центральный музей, по описи библиотеки, собранной пятью поколениями князей Вяземских. Требовал заботы и ухода усадебный парк, сильно запущенный в годы революционного лихолетья. Не говоря уже о том, что музей должен был принимать посетителей и проводить для них экскурсии, причем нередко «руководительство» экскурсионными группами приходилось осуществлять сторожам (3).
В музее на внештатной должности научного сотрудника работала В.П. Федорова, которая занималась описью остафьевской библиотеки и могла вести экскурсии, но она была вначале откомандирована в Донской монастырь для разбора архива, а затем уволена в сентябре 1926 г., поскольку, по формулировке Управления усадеб и монастырей, ставка научного сотрудника для музея Остафьева «не предусмотрена».
Главный дом требовал незамедлительного ремонта: угрожала падением крыша над галереями, надо было перестилать полы, тревогу у заведующего вызывали и рамы – они были дубовыми, но очень старыми, 10 наружных и внутренних стекол от окон парадной анфилады были разбиты по краям, зимой в них забивался снег и даже залетали птицы (4). Вот этим-то обстоятельством и воспользовался злоумышленник: «Вырезав в двух местах алмазом стекло и открыв раму, он затем пробил ставень и вошел внутрь комнаты № 12 /библиотека кн. П.А. Вяземского/ где биллиард» (5).
Вор оказался в парадной анфиладе комнат главного дома и начал действовать: «Из комнаты № 14 Столовой с открытого резного германского буфета взято 10 /десять/ фарфоровых чашечек для турецкого кофе с филиграневыми подстановками, а кроме того еще десять таких же подстановок без чашечек» (6). Из Большой гостиной он похитил две беломраморные вазы с бронзовой отделкой в стиле Людовика XVI и две бронзовые урны с ручками золоченой бронзы (7). Привлек его и бронзовый канделябр в виде крылатого сфинкса, держащего тройной подсвечник, но по какой-то причине злоумышленник не смог его унести – канделябр был найден валяющимся на полу. Из соседней Малой гостиной (бывшего будуара княгини Веры Федоровны Вяземской) были похищены четыре бронзовых подсвечника в виде крылатых коньков. Наконец, добравшись до парадной опочивальни, злоумышленник вскрыл запертый на ключ киот с иконами: «вынул первый сверху слева образ Воскресения Христова с тремя другими праздниками в квадратах и ободрал верхнюю полосу серебряного гладкого оклада нач. XVIII века, отогнув ее более половины. Образ оказался лежащим на двуспальной кровати рядом» (8).
На этом действии вора что-то вспугнуло, и кража была остановлена. Взлом окна был обнаружен в музее на следующий день в полдень, в 12.30, тотчас была вызвана милиция и понятые для осмотра дворца. Похищение музейных предметов – это всегда из ряда вон выходящее событие, и можно себе представить, каково было Павлу Сергеевичу с замиранием сердца осматривать зал за залом парадной анфилады. Тщательнейший осмотр продолжался два дня – 30 ноября, когда была обнаружена кража, с участием милиции Резановской фабрики, и на следующий день 1 декабря с милицией Дубровицкой волости (9). Все предметы сверялись с инвентарной описью музея. Остафьеву еще повезло, если эти слова могут быть уместны по отношению к произошедшему: вор не был профессионалом, и он явно не понимал художественной и исторической ценности хранившихся в музее экспонатов. Его привлек внешний блеск: золоченая бронза, серебряный оклад… Общая оценка ущерба, понесенного музеем, была невелика – 144 рубля.
Несмотря на то что в Остафьеве было три сторожа и завхоз, в прямые должностные обязанности которых входила охрана музея, главный спрос, как и всегда бывает в таких случаях, был с директора, Павла Сергеевича. В Москву с докладом о случившемся он смог приехать только 3 декабря: «2 декабря я хотел ехать в Москву в управление [усадеб и монастырей Главнауки Наркомпроса – Т.Е.], но не был отпущен, так как как раз в этот день милиция назначила мне допрос, окончившийся когда время на поезд вышло. Поэтому только сегодня 3 декабря мог быть в управлении», – писал он в объяснительной записке.
Ночная кража высветила те проблемы музея, которые копились годами и о которых Павел Сергеевич уже не раз докладывал начальству: необходимость срочного ремонта старых рам, необходимость заняться усадебным парком («нужно поставить 4 фонаря со всех сторон, особенно со стороны сада») и острая нехватка рабочих рук в музее, когда сторожа по сути выполняли не положенную им работу экскурсоводов. Кроме того, дежурство сторожей было организовано по сменам, между которыми были перерывы в несколько часов, в течение которых музей оставался без охраны. К примеру, ночная смена была с 22 часов вечера до 5 часов утра, а следующая дневная начиналась только в 10 часов утра (10). Наконец, требовалась четкая письменная инструкция с указанием должностных обязанностей завхоза и заведующего музеем. Павел Сергеевич по пунктам изложил те меры, которые необходимо было срочно предпринять для предотвращения впредь подобных инцидентов.
Следует сказать, что Управление усадеб и монастырей, ознакомившись с его докладной запиской, предписало реализовать все предложения Павла Сергеевича (за исключением увеличения штата сотрудников музея): «Установлены между сторожами дежурства /по 4 часа/ с тем, чтобы охрана музея не прекращалась в течение целых суток. Отведено особое помещение для дежурных сторожей, чтобы в случае тревоги отдыхающие сторожа могли придти на помощь сторожу, находящемуся на посту. Сделано распоряжение о приобретении еще двух берданок для вооружения сторожей и вменено в обязанность Завхозу усадьбы проверять ежедневно постовых сторожей. Предложено установить вокруг музея 4 фонаря для освещения здания» (11). Ну и как всегда, завершающим аккордом было: «В связи с этой кражей по остальным усадьбам разослано циркулярное распоряжение об усилении охраны музеев».
Использованный источник:
(1) Переписка Управления музеями-монастырями, музеями-усадьбами с музеем-усадьбой «Остафьево» // Отдел письменных источников Государственного исторического музея (ОПИ ГИМ). Ф. 54 (Материалы Музейного отдела Главнауки Наркомпроса). Ед. хр. 643. Л. 14. Далее даются ссылки на этот архивный документ с указанием листов.
(2) Л. 210.
(3) Л. 132.
(4) Л. 10 об.
(5) Л. 14.
(6) Л. 14.
(7) Л. 14.
(8) Л. 12.
(9) Л.13.
(10) Л. 10 об.
(11) Л. 9.
Автор: Т.А. Егерева