Разделитель

«Нет, я беру деньги за мою Историю»

«Нет, я беру деньги за мою Историю»

Позвольте просто вам сказать:

Не продается вдохновенье,

Но можно рукопись продать.

А.С. Пушкин. Разговор книгопродавца с поэтом

 

Размышления А.С. Пушкина над финансовой стороной творчества в «Разговоре книгопродавца с поэтом» свидетельствовали о возникновении нового явления в отечественной науке и культуре: начале профессионализации научного и художественного труда. Что это значит? Раньше главными источниками существования для дворянства были государственная служба и доходы от поместья, соответственно, занятия творчеством воспринимались как блаженный досуг, отдых для сердца и разума. Подавляющее большинство писателей XVIII в. выступали в печати спорадически и не рассматривали свои публикации как средство постоянного заработка[1]. Такая ситуация была и в начале XIX в. Как вспоминал Д.Н. Свербеев, «по понятиям того времени <…> каждому дворянину, каким бы великим поэтом он ни был, необходимо было служить или по крайней мере выслужить себе хоть какой-нибудь чинишко, чтобы не подписываться недорослем»[2].

Мало кто отваживался оставить службу и целиком посвятить себя литературному или историческому труду, сделав его основным источником дохода. Как грустно заметил по этому поводу Н.М. Карамзин, «русская литература ходит по миру, с сумою и с клюкою: худая нажива с ней!»[3] Несмотря на это, сам Карамзин (наряду с Н.И. Новиковым) относился к числу немногих смельчаков, кто решился оставить службу и жить за счет издания журналов и альманахов, встав у истоков превращения писательского и журналистского труда в профессию.

Причем Карамзин был успешным журналистом, сочетавшим высокое качество публикуемых материалов с решением коммерческих вопросов, знанием цен на книжном рынке, умением расширять свою читательскую аудиторию. Издание журнала «Вестник Европы» приносило Карамзину 6 тыс. руб. годового дохода[4]. Интересны его слова из письма М.Н. Муравьеву от 28 сентября 1803 г. о финансовой стороне журналистского ремесла: «Будучи весьма небогат, я издавал журнал с тем намерением, чтобы принужденною работою пяти или шести лет купить независимость, возможность работать свободно и писать единственно для славы – одним словом, сочинять Русскую Историю, которая с некоторого времени занимает всю душу мою»[5]. «Принужденною работою … купить независимость» и «возможность работать свободно» – эти слова Карамзина рифмуются со строками А.С. Пушкина из уже упоминавшегося «Разговора книгопродавца с поэтом»:

Наш век – торгаш; в сей век железный
Без денег и свободы нет <…>

В разговоре с С.Е. Раичем А.С. Пушкин откровенно признавался, что всякий раз чувствовал «жестокое угрызение совести» при мысли, что он торгует поэзией: «Я, конечно, выгодно продал свой Бахчисарайский Фонтан и Евгения Онегина; но к чему это поведет нашу поэзию, а может быть, и всю нашу литературу? Уж, конечно, не к добру. Признаюсь, я завидую Державину, Дмитриеву, Карамзину: они бескорыстно и безукоризненно для совести подвизались на благородном своем поприще, на поприще словесности, а я?»[6]

Карамзин размышлял в этом плане по-другому и вполне современно: за плоды своего интеллектуального труда автор вправе получать денежную оплату, причитающуюся ему по заслугам: «хочу единственно должного и справедливого, а не милостей и подарков»[7]. Так, прося М.Н. Муравьева замолвить о нем слово перед императором Александром I с целью получить должность историографа, Карамзин писал: «хочу не избытка, а только способа прожить пять или шесть лет: ибо в это время надеюсь управиться с историею; и тогда я мог бы отказаться от пенсии: написанная история и публика не оставили бы меня в нужде»[8]. Стоит отметить, что пенсион в 2 тыс. рублей, который назначил Карамзину как историографу император, оказался ровно в три раза меньше того дохода, который Карамзин ранее получал от издания журнала. Этот пенсион был очень мал и явно недостаточен для содержания увеличивавшегося с годами семейства Карамзина (жили за счет оброка с нижегородских имений его супруги, Катерины Андреевны), но, с другой стороны, избавлял историографа от тягостного чувства обязанности перед благодетелем, давал возможность писать с максимально возможной беспристрастностью.  

В 1816 г. Карамзин подготовил первые восемь томов и поехал в Петербург, чтобы представить свой труд императору и получить из казны деньги на публикацию «Истории государства Российского». По мнению историографа, сочинение «Истории» было делом государственной важности, поэтому только император должен был вынести решение о ее печатании и оплате. «Добрые люди на всякий случай дают мне мысль продать свою Историю тысяч за сто, то есть, если не увижу Государя еще недели три, или казна не выдаст мне денег для ее печатания, – писал Карамзин из Петербурга жене. – Покупщик, может быть, найдется; но согласно ли это с достоинством Российской империи и с честью Историографства?»[9]

После вынужденного визита к А.А. Аракчееву Карамзин был принят Александром I. Поток царских милостей, пожалованных историографу, поразил своей щедростью современников – 60 тыс. рублей на печатание «Истории», чин статского советника и орден Св. Анны 1-го класса. Как о сенсационной новости об этом сообщил в Лондон графу С.Р. Воронцову его петербургский корреспондент Н.М. Лонгинов[10]. Карамзин же в личной переписке сделал знаменательные оговорки, свидетельствующие, что царские пожалования он воспринял как должное: «чин, мне принадлежащий по закону»[11] (из письма к жене), оставление в его собственности выручки от продажи «Истории» – «иначе и быть не могло»[12] (из письма к И.И. Дмитриеву).

Восемь томов он продавал за 55 рублей, что приблизительно соответствовало средним ценам на книжном рынке[13]. Карамзин был уверен, что цена за книгу вполне справедлива. «Есть люди, которые находят, что она еще дорога, – писал он И.И. Дмитриеву, – но здешние книгопродавцы не того мнения: они продавали бы ее рублей по семидесяти, если бы она им принадлежала»[14].

Вообще он был убежден, что за интеллектуальный труд, как и за любой другой труд, по справедливости следует получать деньги. Домашнему учителю своих детей И.Я. Телешову, который стеснялся брать у него плату за уроки, Карамзин четко объяснил свою позицию по этому довольно щекотливому вопросу: «вы не хотите брать за уроки деньги, уж не стыдитесь ли вы этого? Нет, я беру деньги за мою Историю, и нахожу, что трудами полезными для общества, для ближнего приобретать средства для жизни своей и своего семейства есть не постыдное, а святое дело»[15].

Вместе с тем Карамзин был против чрезмерных награждений, понимая, что они – жест для публики. Показательна в этом плане была реакция Карамзина на получение чина действительного тайного советника в 1824 г. Александр I известил его об этом запиской: «Чин, в знак моей признательности историографу. А Николаю Михайловичу извещение, что в Царском Селе сухо и чисто в саду, а в Китайском его жилье тепло и приборно». Карамзин отвечал в том же духе, разделяя свои взаимоотношения с царем: официальные как подданного и личные – как искреннего друга: «В лице историографа приношу Вашему Императорскому Величеству всеподданнейшую благодарность за чин, которым Вы хотели изъявить для публики внимание к трудам небесполезным, может быть, и в государственном смысле. Теперь же в лице Карамзина повторю то, что всего более люблю говорить Вам: муж, жена, дети, все мы привязаны к Вам бескорыстно»[16]. Выделив специально в тексте письма слова «для публики», Карамзин тем самым подчеркнул, не нарушая светских приличий, что для него чин не имеет важности[17], потому что, как он повторял не раз[18], «привязанность моя к императорской фамилии должна быть бескорыстна: не хочу ни чинов, ни денег от государя»[19].

Николай I, который, по словам Карамзина, не мог «знать и ценить моих чувств, как знал и ценил их Александр»[20], увеличил его ежегодный пенсион с 2 тысяч до 50 тысяч рублей. Карамзин послал ему «верноподданнейшее» изъявление благодарности за такую щедрость, прибавив даже, что пишет его «сквозь сладкие слезы, с умилением необыкновенным»[21], однако в кругу близких друзей реакция его была иной. По словам А.И. Тургенева, «в ответ [на указ о пенсии] первое слово его было: «Это значит, что я должен умереть». Так же расценила царскую милость и Катерина Андреевна[22].

 

Т.А. Егерева

 




[1] Рейнблат А.И. К проблеме профессионализации русских литераторов: литературные «ниши» в первой половине XIX века // Чины и музы: Сборник статей / Отв. ред. С.Н. Гуськов, ред. Н.В. Калинина. СПб., Тверь, 2017. С. 11.


[2] Там же. С. 12.


[3] Письма Н.М. Карамзина к И.И. Дмитриеву. СПб., 1866. С. 95.


[4] Письма Н.М. Карамзина к М.Н. Муравьеву // Москвитянин. 1845. № 1. С. 2.


[5] Там же. С. 1.


[6] Цит. по: Экштут С.А. Битвы за храм Мнемозины: Очерки интеллектуальной истории. СПб., 2003. С.12.


[7] Письма Карамзина к жене // Неизданные сочинения и переписка Николая Михайловича Карамзина. СПб., 1862. Ч.1. С. 143.


[8] Письма Н.М. Карамзина к М.Н. Муравьеву // Москвитянин. 1845. № 1. С. 2.


[9] Письма Карамзина к жене // Неизданные сочинения и переписка Николая Михайловича Карамзина. СПб., 1862. Ч.1. С. 148-149.


[10] Афиани В.Ю., Козлов В.П. От замысла к изданию «Истории государства Российского» // Карамзин Н.М. История государства Российского в 12-ти томах. Т.I / Под ред. А.Н. Сахарова. М., 1989. С. 531-532.


[11] Письма Карамзина к жене // Неизданные сочинения и переписка Николая Михайловича Карамзина. СПб., 1862. Ч.1. С. 179-180.


[12] Письма Н.М. Карамзина к И.И. Дмитриеву. СПб., 1866. С. 224.


[13] Афиани В.Ю., Козлов В.П. От замысла к изданию «Истории государства Российского» // Карамзин Н.М. История государства Российского в 12-ти томах. Т.I / Под ред. А.Н. Сахарова. М., 1989. С.536-537.


[14] Письма Н.М. Карамзина к И.И. Дмитриеву. СПб., 1866. С.224.


[15] Погодин М.П. Николай Михайлович Карамзин, по его сочинениям, письмам и отзывам современников. Материалы для биографии. М., 1866. Ч.II. С.430.


[16] Неизданные сочинения и переписка Николая Михайловича Карамзина. СПб., 1862. Ч.1. С. 31.


[17] «Сердечно благодарю вас за дружеское письмо и поздравление. В мои лета чины уже не очень веселят. Впрочем, всякий знак государева благоволения лестен для доброго подданного», – писал Карамзин по этому поводу брату – Переписка Н.М. Карамзина // Атеней. 1858. Ч.IV. С. 114.


[18] «В последнем моем искреннем разговоре с императором я сказал ему, что не хочу более ни чинов, ни денег казенных: надобно сдержать слово», – писал Карамзин в 1819 г. – Письма Н.М. Карамзина к И.И. Дмитриеву. СПб., 1866. С. 270.


[19] Переписка Н.М. Карамзина // Атеней. 1858. Ч.III. С. 481.


[20] Переписка Н.М. Карамзина // Атеней. 1858. Ч.IV. С. 117.


[21] Предсмертное письмо Карамзина к императору Николаю Павловичу // К биографии Н.М. Карамзина… // Русский архив. 1895. № 12. С. 495.


[22] К.А. Карамзина говорила А.И. Тургеневу, «что с переменою ее благосостояния материального постигнет ее какое-нибудь бедствие, и что она теперь страшится того, о чем думать не смеет» – Переписка Александра Ивановича Тургенева с кн. Петром Андреевичем Вяземским. Т.1. Пг., 1921. С. 28-29.